They seemed to have imagined that it could be allowed to go on indefinitely, regardless of everything else.

А занятно бывает читать, -- продолжил Мустафа после короткой паузы, -- что писали во времена Господа нашего Форда о научном прогрессе.

La question, si souvent posée, de savoir si l'on écrit comme on parle ou si l'on parle comme on écrit, si on lit comme on écrit ou inversement, renvoie de sa banalité à une profondeur historique ou pré-historique bien plus enfouie qu'on ne le soupçonne en général.

Столь часто возникавший вопрос о том, пишем ли мы, как говорим, или говорим, как пишем, читаем ли мы, как пишем, или наоборот, — отсылает при всей своей немудрености к истории или даже предыстории, уходящей гораздо дальше в глубь времен, чем обычно полагают.

"No, you know what you’re doing?" Ron said, sounding both scared and impressed. "Harry, _you’re reading You-Know-Who’s mind. . . ._"

– Нет, знаешь, что ты делаешь? — испуганно и в то же время с почтением сказал Рон. — Гарри, ты читаешь мысли Сам-Знаешь-Кого!

Ebenso nutzlose wie langweilige Reden, die K. in der Schlußabrechnung mit keinem Heller zu bezahlen gedachte.

Время от времени он читал К. всякие пустячные наставления, словно малолетнему ребенку.

Now and then he would give K. some vague warning of the sort you give to children.

Hanno continuato a leggere e a copiare mentre si appressava il millennio, perché non dovevano continuare a farlo ora?

Так они продолжали читать и переписывать, когда надвигался конец тысячелетия; с чего бы им вдруг оставлять свою работу сейчас, в нашем веке, в наши времена?

Lange saß er, las in dem bleichen Gesicht, in den müden Falten, füllte sich mit dem Anblick, sah sein eigenes Gesicht ebenso liegen, ebenso weiß, ebenso erloschen, und sah zugleich sein Gesicht und das ihre jung, mit den roten Lippen, mit dem brennenden Auge, und das Gefühl der Gegenwart und Gleichzeitigkeit durchdrang ihn völlig, das Gefühl der Ewigkeit.

For a long time, he sat, read in the pale face, in the tired wrinkles, filled himself with this sight, saw his own face lying in the same manner, just as white, just as quenched out, and saw at the same time his face and hers being young, with red lips, with fiery eyes, and the feeling of this both being present and at the same time real, the feeling of eternity, completely filled every aspect of his being.

Долго сидел он, читал в бледном лице, в его усталых складках, впитывал в себя черты покойной, видел себя самого лежащим в таком же положении, таким же побелевшим и угасшим и в то же самое время видел и свое, и ее лицо молодыми, с алыми губами, с горящими глазами, и его всецело охватило чувство одновременности настоящего и прошлого, чувство вечности.

In the excitement of meeting a man who had read Shakespeare he had momentarily forgotten everything else.

Он так обрадовался человеку, читавшему Шекспира, что на время забыл обо всем прочем.

Non mi attarderò a dire di come informammo l'Abate, di come tutta l'abbazia si risvegliò prima dell'ora canonica, delle grida di orrore, dello spavento e del dolore che si vedevano sul viso di ciascuno, di come la notizia si propagò a tutto il popolo del pianoro, coi servi che si segnavano e pronunciavano scongiuri.

Не стану тратить время и описывать, как известили Аббата, как весь монастырь был на ногах до канонического часа, как звучали повсюду крики ужаса, как отчаяние и страх читались на лице каждого монаха, как новость облетела всех поселян в той долине и служки крестились и бормотали заклятия.